Путешествие в ад. Никогда не дразните нечистую силу - Андрей Ильин

– И где ты его видела?

– Да на кладбище, где же еще? – удивилась Дарья. – Меня бабушка привела в одно место, кому-то помолилась и я увидела его. И другие тени стала видеть.

– Действительно, где же еще? – пробормотал Антон. – Может, предок? Ну, ты говорила, что у мужчин вашего рода бороды не росли.

– Блин, не подумала! – озадаченно произнесла Дарья. – Может, и правда? В следующий раз спрошу.

– Ага, не забудь… Прости за глупый вопрос. Послушай, – замялся Антон, – а как вот это, – обвел он рукой картины, – связано с… ну, где копать?

– Они подскажут, – кивнула девушка на картины. – Я же рисовала с натуры.

– Слушай, а у тебя все картины… ну, лес там, кресты… ничего другого не малюешь?

– Я портреты люблю рисовать. Но натура нужна, не рисовать же саму себя, глядя в зеркало. По фотографиям плохо получается, жизни нет в лицах. Погоди! – воскликнула девушка.

За портретом «невидимки» в полный рост оказался целый склад картин. Точнее, недорисованных картин. Вымазанные краской холсты на простых деревянных рамах уложены аккуратно, словно дрова в поленнице, укрыты застиранной до полной неопределенности простыней. Дарья извлекает из недр «сокровищницы» холст, обернутый газетами и перевязанный бечевкой.

– Сейчас, погоди … – возбужденно бормочет художница, нервно срывая бумагу.

– Ты не торопись, – кивает Антон. Выражение лица таково, что если бы в эту минуту девушка обернулась, Антон получил бы в лоб подрамником. Дарья водружает на подставку холст, сдирает остатки газетного листа. Торжественно произносит:

– Вот!

Антон с вежливым интересом взглянул и… ахнул! На фоне облачного неба изображена молодая женщина в полный рост. Длинное бежевое платье свободного покроя, узкое в поясе и расширяющееся книзу. На ногах коричневые полусапожки на каблучке. На груди рдеют гранатовые бусы. Размер камней увеличивается сверху вниз, самый крупный самородок похож на кулачок годовалого ребенка. От камня исходит сияние, словно внутри горит яркий огонек. Больше на женщине нет украшений, но они ей и не нужны. Антон понял это, едва взглянув на лицо. Ничего похожего на физиономии гримированных фотошопных «красавиц», которыми переполнены обложки журналов. Обычное, слегка вытянутое лицо. Голова чуть опущена, взгляд устремлен в сторону. Темные волосы уложены в «конский хвост», непослушные короткие пряди свисают на лоб, ложатся на скулы. Ровный нос, губы упрямо сжаты. Лицо немного не симметрично, но это совсем не портит женщину. Наоборот, придает жизненность. Глаза блестят, в уголках таятся капли слез, словно маленькие бриллианты. Лицо строгое, нет даже намека на похотливую томность, которую так любят изображать журнальные дуры. Длинные пальцы нервно сжаты, будто женщина пытается удержать обеими руками нечто невидимое для других, осязаемое только ей самой, а оно вырывается, ускользает и вот-вот исчезнет навсегда. Оттого испуг и слезы.

– Здорово! – потрясенно прошептал Антон. – Кто это?

– Не знаю.

– Как не знаю!? – удивился Антон. – А откуда образ взялся? Приснился, что ли?

– Ты можешь считать меня глюкнутой дурой, но она действительно привиделась мне, – смущенно ответила Дарья. – Я рисую по ночам, часто до рассвета. Села отдохнуть. Ну, и задремала что ли! Увидела этого, – мотнула головой в сторону портрета «невидимки». – Он ведет за руку женщину и просит нарисовать ее. Подошел близко-близко, рукой дотронуться можно. Женщина стоит, как неживая, руки вытянуты вдоль тела, пальцы полусогнуты, взгляд устремлен… непонятно куда. Она будто замкнута в себе, ничего не видит и не слышит. Лицо восковое. Мужчина говорит – рисуй! Я кинулась к холсту, быстро набросала фон голубым и белым, а потом стала писать ее. И отключилась! Очнулась, когда солнце взошло, в доме светло – ну, день! Смотрю – посредине комнаты холст на подставке и женщина на фоне облачного неба. Вот эта.

– Рисовала во сне, а получилось наяву? – недоверчиво произнес Антон.

– Да не пила я тогда, клянусь! – горячо заговорила Дарья. – Я потом, когда выдохнусь, могу принять. Пишу только на трезвую голову.

– Ты ж говорила, что у нее лицо было восковым, без выражения, – ехидно сказал Антон. – А на картине совсем другой человек.

– Вот этого объяснить не могу, – тихо ответила девушка. – Не знаю, как получилось. Я вообще не помню, как писала, понимаешь?

Антон решил свернуть тему. Мало ли что! Художники, они такие.

– Озарение, значит… это бывает. Но портрет отпадный. На все сто! А говоришь – не умею!

Глава 2

Домой Антон попал только к обеду. Денег в карманах было ноль. Дарья выпила еще и, окончательно захмелев, уснула прямо за столом. Брать «взаймы» без ведома хозяйки Антон постеснялся. Пришлось идти пешком, старательно делая вид, что не замечаешь насмешливых взглядов прохожих. Впрочем, бомжей и нищих в Киеве хватает, особо стыдиться нечего. Разомлев после горячей ванны, Антон проспал до вечера. Когда проснулся, за окном царила темень. После чашки кофе и сигареты голова окончательно прояснилась. Итак, он познакомился с телкой, явно страдающей белой горячкой. Мифологические образы, которые она видит, есть продукт воспаленного воображения. Спровоцировано это дело частым употреблением алкоголя. Ясно, как Божий день и нечего больше туда соваться. Переклинит бабу, схватится на лопату и кинется с криком – нечистая сила, рубите ей голову! Или еще хуже, сунет заточку в ухо исподтишка – все, пипец! Труп скинет в старую могилу, присыпет… Антона аж передернуло, как представил. Только вот одно «но» – зачем спасала его? Домой пригласила, накормила. Рисует хорошо. Едва ли алкоголик может придумать такой состав краски, чтобы изображение менялось в зависимости от освещения. Впрочем, талантливые умы часто подвержены пагубным страстям – подумал Антон почему-то выспренно, словно профессор литературовед. Ну, видит она «тени» или нет, не так важно. Упомянула, что бабушка чего-то там рассказывала. А вот это важно! Старуха, всю жизнь прожившая почти на кладбище, наверняка многое знает. Нет, надо с этой Дарьей все-таки поговорить! – решил Антон. За спрос не дадут в нос, а интересное можно узнать. Надоело копаться вслепую, в следующий раз можно опять на кого нибудь нарваться; а то хуже – на родственников! Те точно живьем в могилу зароют.

Он взглянул в окно. Темнота сгустилась, тусклый фонарь блекло очерчивает круг на земле, возле лампы роится клубок насекомых. За пределами световой окружности тьма еще гуще, только окна дальних домов подмигивают желтыми глазами и гаснут один за другим. Скоро полночь, люди ложатся спать. Итак, завтра с утра к Дарье в гости… но вместо визита к кладбищенской художнице – так окрестил про себя Антон девушку – пришлось идти на работу. Лишний раз Антон убедился в справедливости поговорки: человек предполагает, Бог располагает. Появился срочный заказ на утепление наружных стен сразу целого этажа и Антон до конца недели провисел в люльке на высоте девятого этажа. Вдобавок всю неделю шли проливные дожди, работать пришлось на холодном ветру, под непрекращающимся водопадом. Лишь в понедельник, после обеда он явился в свою «хату» словно выжатый лимон. Звук падения бесчувственного тела на диван возвестил о том, что трудовая неделя закончилась, наступило время отдыха.

Ранним утром, когда на городские улицы выползают первые троллейбусы, заспанные таксисты с ночной смены разъезжаются по домам, а у дворников в разгаре рабочий день, Антон Косицын вышел на улицу в прекрасном настроении. Всю предыдущую неделю он пахал, как вол. Зато теперь в кармане приятно шуршит дежурная полутысяча, кредитка пополнилась приличной суммой и можно не беспокоиться о более-менее отдаленном будущем – примерно десять дней. Начальник обещает новый заказ. Антон извлекает на свет Божий свою гордость – «навороченный» смарт и блютузные наушники. Всегда раздражало, что слушать музыку можно только через проводные «уши». Висит что-то, цепляется и вообще вид дурацкий. Антон надевает солнцезащитные очки типа police, устраивает «уши» как надо, врубает ACDC. Старую одежку, в которой прошлый раз был бит и опозорен, выбросил. Сегодня на нем новые Lee Straus, черная майка и найковские кроссовки с подсветкой. Класс!

До хаты Дарьи десять минут хода, но, блин, в гору! Вообще, старые киевские кладбища почему-то расположены в основном на холмах. Ладно, под вопли Брайана Джонсона дорога покажется легкой! Немного пропетляв, Антон вышел к знакомому домику под синей крышей. Розовая штукатурка слега потемнела от росы, на подсохших участках греются мухи, окна, как всегда, плотно занавешены. Глухо стукнула калитка, кроссовки мягко ступают по утоптанной до каменной твердости дорожке. Звонка нет, Антон стучит в дверь. Никто не отозвался и Антон, поколебавшись секунду, толкает створку. Минует полутемный коридор. В гостиной пусто, но из второй комнаты, где расположена мастерская, доносятся неясные звуки – какие-то шорохи, стук и бормотание. В доме устойчиво пахнет табачным дымом, водкой и разлагающимся трупом – именно так воняет сваренный по особому рецепту столярный клей. На всякий случай Антон оглядывается на входную дверь, затем набирает полную грудь воздуха и негромко произносит: